Я все чаще слышу от коллег отражения о своем профессиональном стиле как о работе реаниматолога. Мне эта метафора очень откликнулась в том, что ко мне действительно зачастую клиенты приходят в остром кризисе. Как будто они еле доползли до кабинета, держа ладонь на ране и держась из последних сил, рухнули в кресло как на операционный стол, обливаясь слезами будто кровью и сказали: «Я сделал все, что мог, док, дальше я без Вас не справлюсь!».

И мой стиль работы в таких случаях может сильно отличаться от канонического размеренного и полумедитативного аналитического процесса. У меня просто нет времени по накалу внутреннего (а часто-и внешнего) процесса расслабленно расспрашивать, как это, мол, для Вас, батенька?-потому что по клиенту всяко очень видно, что для него это со всей силы хреново, на грани непереносимости чувств, а часто и физической угрозы жизни. Это будто зажимать ладонью, значит, ему кровоточащую артерию, предлагая: «А давайте-ка, голубчик, сперва мы с Вами, значит, заполним приемный лист, пропишем анамнез за все 30 лет Вашей жизни и вспомним, кто чем по роду болел до 7го колена! А то, что у Вас там фонтан бьет из артерии-так Вы туда пока не смотрите, это мы простынкой завесим до поры до времени, авось оно и подзаживет само». Иногда этого времени просто нет и решения клиенту приходится принимать прямо сейчас. И идти на операцию без анестезии.

Тогда я будто мчу по коридору с каталкой до операционной, прижимаю к его груди дефибриллятор («разряд, еще разряд, дышите»), сопровождаю в том, чтобы сперва принять решение о том, чтобы жить, пока он идет по своему темному коридору к свету в конце, заново учить биться его сердце, дышать, мыслить, говорить, ходить и чувствовать свое тело, восстанавливаясь после кризиса.

Иногда клиенту приходится расписываться в согласии на ампутацию. Отношений, которые себя изжили, например. И теперь они отравляют тело клиента, распространяясь по нему как гангрена. Это этап горевания как по частичке своей души, которую придется оплакать. И эта потеря может потом еще какое-то время отдаваться в душе фантомными болями, а после на это месте навсегда останется шрам. Разница меду метафорой и реальностью в том, что на духовном уровне «ампутированные конечности» могут потом отрастать заново, если за организмом бережно, заботливо и внимательно ухаживать. Но в дождливую погоду и меланхоличное настроение все равно это место будет ныть и отдавать в сердце напоминанием о том, что было с ним в момент кризиса.

И когда я все это проживаю рядом с клиентом - я остро чувствую, что я на своем месте. Прямо в сценарном или кармическом смысле. И это каждый раз напоминает о собственной боли и ее целительной, трансформирующей, перерождающей силе. Потому что такой опыт навсегда меняет тебя изнутри, и из темного коридора не возвращаются прежними. Там что-то навсегда утрачивается, а на его место приобретается иное. Это дает мне каждый раз новое соприкосновение со своим решением и своей волей к жизни. Поэтому оно того стоит/